Глава пятая

Шрамы Стикса и Шепот Садов


Тишина после Мертвой Зоны была обманчивой. Она не несла покоя, лишь приглушала старые раны мира, чтобы дать прорасти новым.


Катя шла, закутавшись в свой светоотражающий плащ, чувствуя каждую неровность почвы под ногами. Не физическую, а ту, что была глубже. Земля здесь, на подступах к Стикс-Сити, была больна по-другому. Не выжженной чистотой Мертвой Зоны, а гниющей, старой болью. Воздух тянул в нос сладковатым душком химикатов и разложения. Вода в так называемой «реке» Стикс была не водой, а бурым, маслянистым киселем, в котором пульсировали странные, слепые формы жизни.


— Здесь... всё болит, — тихо сказала она, больше себе, чем своему спутнику. — Рана старая. Гниющая. Её нельзя просто закрыть, как ту... воронку. Её нужно вычистить. Или... перенаправить жизнь.


Стерн шёл молча, как всегда. Его бионическая рука, мёртвый груз, болталась в импровизированной перевязи. Но его живой глаз, холодный и цепкий, постоянно сканировал окрестности: ржавые остовы грузовиков, груды обломков, тёмные проёмы в руинах. Он искал угрозы. Или признаки того, что ему было нужно. Детали. Информацию. След.

Они шли к Стикс-Сити не за исцелением. Они шли за ресурсами. Ему — для починки руки и поисков ответов о «Проекте Паладин». Ей — чтобы найти контакт с «Хранителями Покрова», которые, по слухам, иногда появлялись на чёрных рынках города, торгуя семенами и знаниями.


— Чувствуешь? — Катя внезапно остановилась, её пальцы сжались. — Не только радиация... что-то... острое. Металлическое. Как иглы.


Стерн мгновенно замер, прислушиваясь. Ничего. Только шелест ядовитого ветра в ржавых ребрах каркасов. Но он уже научился доверять её «чутью». Его здоровый кулак сжался.


Из-за груды искореженных бетонных плит выползли трое. Не бандиты. Это были «Жнецы Тишины». Их кожа была покрыта татуировками-рунами, изображавшими разбитые микросхемы. Уши залиты чёрной смолой. В руках — заточенные обломки арматуры, молотки. Они двигались бесшумно, используя для общения лишь быстрые, отточенные жесты.


Один из них, самый рослый, жестом указал на биоруку Стерна. Его лицо исказилось гримасой чистой ненависти. Его беззвучный крик был ясен: «СКВЕРНА!»


Они атаковали стремительно и молча. Это было жутко — бой, где слышен только хлюпающий грунт под ногами, свист воздуха, рассекаемого арматурой, и прерывистое дыхание.


Стерн оттолкнул Катю за укрытие и встретил первого ударом здоровой руки в горло. Хруст был оглушительно громким в этой тишине. Но двое других были уже рядом. Их движения были синхронными, выверенными. Они били по живой плоти, игнорируя мёртвый металл.


Катя прижалась к холодной стене, сердце колотилось. Она не могла сражаться. Но она могла чувствовать. И она чувствовала не только агрессию «Жнецов». Она чувствовала... ловушку.

— Стерн! Дальше! Они заманивают! — крикнула она.


Но было поздно. С земли, под ногами Стерна, резко взметнулась сеть, сплетённая из тросов и колючей проволоки. Механизм сработал бесшумно. Петля захлестнула его ноги, повалила на землю. Молчаливый гигант рухнул с глухим стоном, пытаясь разорвать стальные нити.


«Жнецы» приблизились к нему, поднимая свои примитивные топоры. Их глаза сияли торжеством.

И тогда Катя перестала бороться со страхом. Она отпустила его. И позволила миру войти в неё.

Она упала на колени, вонзив пальцы в отравленную землю. Она не боролась с болью этого места — она приняла её. Позвала её.


— Проснитесь... — прошептала она. — Защитите...

Это был не приказ. Это была мольба. И земля ответила.

Из трещин в асфальте, из-под ржавых плит, ринулись побеги. Не зелёные и нежные, а бледные, ядовито-желтые, покрытые шипами и липкой слизью. Мутировавший борщевик, крапива, плесень — вся гниль этого места ожила по её зову.


Они обвили ноги «Жнецов» с силой стальных капканов. Шипы впивались в плоть, вызывая не крики — беззвучные, но оттого не менее жуткие, спазмы боли. Ядовитая пыльца ударила в лица, ослепляя их. Мир, который они пытались заглушить, обрушился на них с удвоенной яростью.


Стерн, воспользовавшись суматохой, рывком разорвал сеть (проволока впилась в пальцы, но он не издал ни звука) и добил обездвиженных врагов. Движения были резкими, экономичными. Ярость.


Когда всё стихло, он тяжело дышал, глядя на Катю. Она сидела на земле, вся в грязи, её плащ порвался, обнажив руку. Кожа на руке была покрыта свежими, тонкими узорами — тёмно-зелёными прожилками, похожими на листья папоротника. Цена использования её дара.


Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Его взгляд был тяжёлым. Не с осуждением. С вопросом.

— Они... не хотели тишины, — прошептала она, глядя на побеги, которые уже начинали увядать, превращаясь в чёрную слизь. — Они боялись любого шума. Даже шума жизни. А я... я заставила их услышать.


Стерн кивнул. Коротко. Он понял. Он протянул ей флягу с водой. Жест был красноречивее любых слов.

Они двинулись дальше, к дымящимся трубам Стикс-Сити. Но теперь они знали — границы между фракциями были призрачны. «Жнецы Тишины», «Глаза Пустоты»... их ненависть к железу и свету была лишь разными гранями одного движения. Движения, которое возглавлял призрачный Патриарх Молчания.


И где-то впереди, в ядовитом сердце Стикс-Сити, их ждала не просто ремонтная мастерская. Их ждала первая зацепка о «Хранителях Покрова». И новая тень прошлого Стерна — человек по имени «Доктор», тот самый, чьи чертежи могли скрываться в обломках «Пантеона», и чьи эксперименты продолжались в подпольных лабораториях города.


Их путь к исцелению мира лежал через его самые грязные и незаживающие раны.